За двадцать лет до Фамусова
Олег Меньшиков не сыграл Грибоедова в любимом, но так и не снятом фильме Никиты Михалкова. Зато сам дебютировал как режиссер, поставив в театре "Горе от ума". В удовольствии сыграть Чацкого он себе не отказал.
Премию "Триумф" Олегу Меньшикову вручали с формулировкой "великому русскому актеру", что применительно к человеку, не вышедшему тогда еще из официальной категории "молодой" (до 35 лет) должно было бы прозвучать странно, но прозвучало естественно.
Как естественным кажется и то, что за Меньшиковым его поколение, смирившееся с собственным положением маргиналов в искусстве, молчаливо признало право на всенародную любовь и получение государственных (не говоря уже о менее значительных) премий почти за каждую его роль, на неучастие в коллективных проектах, право не вести жизнь узкого круга московской богемы и редко оглядываться на интеллектуальную моду.
Все попытки рассказов о нем начинаются обычно с частицы "не": не часто появляется на сцене и на экране, не допускает никого к информации о своей личной жизни, подолгу не живет в Москве и вообще в России, никогда не дает интервью.
Есть "не" и более существенные.
Меньшиков предпочел не тиражировать то, что было легче и выгоднее всего продать, - романтических героев неизбывного обаяния, подобных Костику из "Покровских ворот". Оказалось, кстати, что имитации его обаяние поддается плохо.
Он не стал национальным символом, каким был, скажем, Збигнев Цибульский для Польши, потому что не выразил чаяний своего народа. И вообще, с национальным характером, несмотря на всю "достоевскость" созданных им образов, Меньшикова довольно трудно отождествить.
У него за плечами нет десятков ролей, и, глядя на список фильмов с его участием, невольно задумываешься о том, почему карьера эта кажется столь блистательной. Он не приобрел амплуа: не стал ни героем-любовником, ни просто героем, не сыграл ни одной характерной роли.
Но он приобрел тему. Способную вписаться в чужую режиссерскую конструкцию - как в "Кавказском пленнике", или разрушить ее - как в "Утомленных солнцем", или создать свою - как в "Нижинском".
Именно эта тема - человека в пограничной ситуации - возникла и теперь, когда Меньшиков, уже как режиссер, взялся за "Горе от ума", где сам играет Чацкого: "Он чрезвычайно чувственен, открыт, голые нервы, безумная любовь к Софье, к своей Родине, к дому Фамусова, в котором он жил и из которого уехал... Если это понять, вся история будет восприниматься совершенно по-новому. В Португалии, где мы снимали финал "Цирюльника", у меня случайно оказалась эта пьеса. Я ее перечитал, и так мне вдруг все это понравилось! Так все стало складываться в непривычную для нас картину! Не потому что это будет нетрадиционное прочтение. Наоборот - подчеркнуто традиционное."
"Горе от ума" - официальный дебют Олега Меньшикова как театрального режисеера. До этого был дебют неформальный - спектакль "N. Нижинский", идея которого возникла тоже далеко от Москвы и тоже как бы по воле случая.
В Лондоне на одном из званых вечеров к Меньшикову подошла пожилая женщина и сказала: "А Вы знаете, я танцевала с Нижинским". "Почему она подошла ко мне? - пытался потом догадаться он. - И почему заговорила о Нижинском? Я ведь совсем не похож на человека, с которым легко заговорить постороннему."
Объяснение поведению старой дамы найти, впрочем, не так уж трудно. В Лондоне Меньшиков тогда играл Есенина в паре с грандиозной Ванессой Редгрейв, игравшей Дункан в "Когда она танцевала" - постановке театра "Глобус" о поэте и танцовщице. Нижинский, должно быть, запомнился бывшей балерине дягилевской труппы поэтом и танцовщиком в одном лице. И лицо это чем-то напоминало лицо Меньшикова. Мимолетный разговор и решил судьбу будущего спектакля. А в судьбе, которая обозначает себя чередой необязательных вещей, как правило, очень мало случайностей.
Потом зрителю казалось, что весь "Нижинский" создавался ради финала - прыжка в окно. На самом деле, прыжок - почти точная цитата из фокинского балета "Призрак Розы" - был придуман Меньшиковым в самый последний момент, когда стало ясно, что пора ставить точку в развитии действия.
В течение нескольких месяцев почти каждый вечер он вылетал в окно особняка на Пречистенке в Москве, потом - дворца Белосельских-Белозерских в Петербурге; и даже те, кто прекрасно знал, что к окну подведены леса и на них положены маты, верили в необратимость этого прыжка. Потом спектакль пригласили в Эдинбург, но среди многочисленных площадок знаменитого фестиваля не нашлось ни одной, где сцена упиралась бы в окно, расположенное достаточно высоко над землей. Подменять финал символическим прыжком за кулисы Меньшиков отказался.
Этот вылет вовне, нечто связующее между есть и нет, здесь и там, присутствием и отсутствием, тягой к человеку и еще большей - к одиночеству, стал метафорой того пограничного состояния, в котором не только его герои, но и сам актер, кажется, пребывает почти всегда. Именно это свойство личности, а не культивируемая нелюдимость, и делает Меньшикова человеком-невидимкой.
Его довольно редко приглашают в кино, и почти никогда в театр. "И слава Богу, все равно бы отказывался... Не то что у меня требования какие-то завышенные, просто это нарушило бы логику жизни, которой я пытаюсь следовать. К тому же как актер я действительно в чем-то не совпадаю с современными театральными режиссерами. И им со мной, наверняка, не так уж и интересно."
Шокирующей многих демонстрации отстраненности, равно как и многому другому в своем характере, он готов представить простейшие объяснения: "Да, я действительно не люблю, когда лезут в мою жизнь. А кто любит? Не люблю по телефону разговаривать, особенно когда начинают звонить все подряд - популярность ведь это предполагает. В какой-то момент я перестал подходить к телефону, перестал давать адреса. Это нормально, это составная профессии."
- Вы капризный человек?
- Нет, наверное. Закидоны бывают, как у всех. Говорят, я эгоистичный, эгоцентричный...
- А вы преданный?
- Ну, кто бы сказал: "Нет, я не преданный!" Я считаю, что преданный. Может быть, кто-то думает иначе: мне часто ставят в вину, что я бросаю людей. Не ссорюсь, а просто отхожу в сторону. Но тех, кого я допускаю внутрь своей души, я уж точно не забываю. Только их не может быть много.
- Вы часто задумываетесь о возрасте?
- Надеюсь, после сорока мне станет легче: от тридцати пяти до сорока для мужчины самый трудный период. О возрасте чаще задумываюсь в житейском смысле, а не в плане актерской карьеры. Не то чтобы я был в ней уверен - я в ней совсем не уверен - просто я на ней не зациклен. Но, знаете, мы сейчас репетируем "Горе от ума", и я думаю: "Эх, лет через двадцать сыграю-ка я Фамусова!"
Он очень много работает. Не меньше, чем люди, которые всегда на виду и про которых всегда известно, чем они занимаются. Всю рекордную июньскую жару Меньшиков репетировал "Горе от ума", не слишком отвлекаясь на выходные.
Он мечтал сыграть у Стрелера, но не видит грандиозной несправедливости в том, что Стрелер так ничего и не узнал о его существовании.
Он не посмотрел "Титаник" даже тогда, когда его посмотрел весь мир, но собирался ехать в Петербург - смотреть Ульяну Лопаткину, потому что пропустил гастроли Мариинского в Москве.
Он хочет ставить Шекспира, но убежден, что все пьесы, начиная с "Гамлета", надо перевести заново.
Он имел мощный успех на Западе (Канны, "Оскар", работа в театре в Лондоне и Париже), однако целенаправленной западной карьеры не делал и не делает: "Были безумно неинтересные голливудские предложения, даже если предполагали большой сбор звезд. У меня ведь принцип один и для России, и для заграницы. Оттого, что там "Метро Голдвин Мейер", ничего особенно не меняется.
Неизвестно, часто ли он размышляет о своих соперниках и вообще полагает ли, что соперники у него есть. Утверждает во всяком случае, что ему совсем не любопытно узнать, как его английский ровесник Рэйф Файнз сыграет Онегина. Несколько современных русских актеров, которых принято причислять к лидерам поколения, считают его уровень недосягаемым - в чем признаются прессе, делая вопрос о соперничестве сугубо неактуальным. Соперничество с легендой не предусматривается ничьим контрактом. В том, что легенде надо есть, пить, носить свои пиджаки, играть в теннис и хоть изредка разговаривать с окружающими, есть антагонистическое противоречие меньшиковского существования. Каждый, кто имел с ним дело, пусть даже по самому пустячному поводу, скорее всего расскажет, как это трудно. И тем не менее, я знаю людей, которые готовы это терпеть и даже получать от этого удовольствие. Но, как заметил сам Меньшиков, их не может быть много.
Как ни странно, этот мало на что похожий характер был однажды довольно подробно описан в литературе. Если от Меньшикова отнять его выдающийся драматический дар и прибавить аристократическое английское происхождение (кстати, Англия - единственная, по его словам, страна, где он мог бы остаться жить), получится любимый герой Ивлина Во - Себастьян Флайт из романа "Возвращение в Брайдсхед". Существо обаятельное, капризное, ранимое, влекущее всех, но мало кого подпускающее близко, плохо переносимое окружающими, и, главное, - всем движением судьбы направленное к своей жизненной цели, которая не формулируется, лишь ощущается. И достижение которой многим может казаться оглушительным поражением.
У Меньшикова абсолютный слух на смысл и равновесие жизни. - Вы хотите сыграть Гамлета?
- Никогда не хотел. У меня вообще в жизни не было роли, о которой я бы мечтал, а мне все никак не удавалось бы ее получить.
- То есть Вы фаталист?
- Наверное, да. Я верю, что судьба приведет меня туда, куда надо было идти, если я буду честен с самим собой...
- А в жизни у Вас существуют не реализованные пока, но желанные ситуации?
- Я, наверное, человек романтического склада: верю в чудеса, верю в сказки. Из-за этого и не складывается в общепринятом смысле моя личная жизнь. И все равно я никак не могу понять, почему это невозможно: встретились случайно глазами, полюбили и умерли в один день? Ведь если в книгах бывает такая любовь, значит, случается и на самом деле - литература ведь основана на чьем-то опыте...
- Может быть, у Вас это женское? Чуда, прекрасного принца обычно ждут девушки.
- Женское? Нет, не думаю. Да и не чудо это вовсе, а просто жизнь, взятая в максимальном своем проявлении. То же самое и с профессией. Существует фраза, которая кажется уже ничего не значит - "Он проснулся знаменитым". Но у меня такое было - в Лондоне, когда после выхода утренних газет с рецензиями на нашу премьеру, я проснулся если не Лоуренсом Оливье, то во всяком случае, очень известным актером.
- Но профессия в значительной степени в Вашей власти. С судьбой, по-видимому, иначе.
- Конечно: что-то дают, от чего-то отнимают. Я прекрасно осознаю, что если обрету счастливую семью, из профессии что-то уйдет.
Он вряд ли мог бы не стать актером, но некая отстраненность по отношению к профессии присутствует постоянно. "Некоторые говорят: "я проживаю чужие жизни". Значит, лечиться надо. Как можно "проживать" чужие жизни? Я свою проживаю... А потом иногда посмотришь - Господи, чем мы занимаемся?! Какая-то во всем этом есть неправда... Ведь почему профессия наша считается греховной? Не потому же, что мы клоуны. А потому, что она, к сожалению, провоцирует в человеке низменные качества: зависть, тщеславие, гордыню. Мы погружаемся в такой мир, где эти качества начинают культивироваться помимо нашей воли."
- Вы как-то в себе это сдерживаете? Пытаетесь контролировать?
- Ну, если я об этом говорю, значит пытаюсь. Затем и посланы сюда, чтобы побороться.
- То есть, Вы серьезно относитесь к религии?
- Я серьезно отношусь к религии, и именно поэтому мы не будем о ней говорить.
Когда он начинал, многие склонны были видеть в нем большой комический дар. Теперь - упрекают в отсутствии самоиронии.
Этот справедливый, возможно, упрек кажется, тем не менее, исключительно праздным - как обвинения в адрес балерины Ульяны Лопаткиной в том, что она убрала легкомыслие из "Пахиты", порой "мажет" фуэте и не всегда высоко прыгает. К сути их искусства это отношения не имеет, потому что суть - повергать зрителя в шок. Меньшикова превозносит интеллектуальная критика, и в то же время наверняка значительную часть своих поклонников он делит с Леонардо Ди Каприо. На Лопаткину идут и те, кто о балете имеет довольно смутное представление. Идут, подчиняясь стремлению пережить потрясение. За неимением другого слова это свойство актерского дарования называют харизмой.
Пытаетесь ли Вы воспитывать в себе какие-то качества, которые Вам не даны? Контролировать Ваши отношения с окружающими?
- Пытаюсь. Если я знаю, что человек ко мне неважно относится, то я, наоборот, пытаюсь отнестись к нему очень хорошо.
- И отношения налаживаются?
- Отношения? Не знаю... Мне важен тот процесс, что внутри меня.
- Может, личная жизнь не складывается потому, что для Вас важны только внутренние переживания?
- Я Вам кажусь таким эгоцентриком? Я не такой. Меня же тянет к человеку, влечет. Хотя внешне, наверное, все это выглядит по-иному. Как-то в разговоре с Петром Наумовичем Фоменко я сказал: "Я только произвожу впечатление нахала." "Нет, Олег, - ответил он. - Вы не производите впечатление нахала. Вы просто производите впечатление."
|
| Категория: статьи | Добавил: Angel (27.12.2010)
|
| Просмотров: 336
| Рейтинг: 0.0/0 |
|
