Москва… Пятидесятые годы.
Они уже скрылись за поворотом,
Они уже стали старыми письмами
И пожелтевшими подшивками.
Но стоит рукою прикрыть глаза,
Вижу еще не снятые рельсы,
Еще не отмененные рейсы,
Здания, еще не снесенные,
И незастроенные пустыри.
Да, теперь их все меньше и меньше, этих муравейников под паутиной, с фамилиями над каждым звонком, с тусклой лампочкой в конце коридора - таких, какой описан Леонидом Зориным в "Покровских воротах". Олег Меньшиков сыграл в этом телефильме юношу по имени Костик - имя это уже говорит само за себя: его многие считают еще ребенком. А он уже взрослый, он уже завоевал эту великую цитадель - Москву, а ведь приехал сюда из провинции.
Костик - милый, обаятельный, славный. Он всегда улыбается, он всем помогает, всем дает советы: чужую беду - руками разведу. Но есть в этом Костике, таком, как его играет Меньшиков, и некоторый настораживающий прагматизм. Еще далеко то время, когда такие милые, железные Костики захватят все главенствующие высоты, но этот уже сегодня не теряется. Такая черта лишь легким штрихом обозначена в облике героя, но она явственна, как явственно дыхание осени в густо синеющих облаках, в паутине, в яркой, отцвечивающей зелени деревьев… А впрочем, может быть, это чисто субъективное впечатление автора? Кто знает…
До сих пор помню эпизод из фильма "Родня". В самом конце картины - действие происходит в общежитии - чуть ли не из-под стола вылезает паренек. Завтра утром он уйдет в армию, и мы знаем (так задумывалось авторами, хотя и не осуществилось) - не просто уйдет в армию, но попадет в Афганистан. Когда делалась "Родня", эта тема была почти что запретной. Между тем весь финал картины, вся грандиозная сцена проводов на вокзале, с чисто русской смесью удали и горя, щедрости и печали, бесшабашного веселья и отчаяния, вся она освещалась возможной трагедией.
И вот ради этой толпы в финале, ради этих проводов, и появляется перед нами на один короткий эпизод паренек, который завтра уйдет и, возможно, не вернется. Дело в том, что он оказался между двумя героями фильма и как бы между жерновов - это отец-пьяница, который бросил семью и которого он вроде бы в счет не ставит, презирает (отца прекрасно играет Иван Бортник), - сын ведь не знает, каким был его отец, - а был он воином, баянистом, первым парнем на деревне. Таким его помнит Мария (Н.Мордюкова), первая жена, с которой развела его жизнь, послевоенный угар, опьянение былыми успехами, победой. И вот теперь Мария пришла домой к бывшему мужу, чтобы его, никому теперь не нужного, увезти с собой в деревню, спасти - и видит этого мальчишку, Иванова сына. Он ничего собой не представляет - такой, как тысячи, но ведь и ее Иван был, как тысячи других, но война позвала его, и он стал солдатом, как станет им и этот парень, еще похожий на птенца, весь ершистый, ощетиненный против жизни, наверное, нелегкой жизни сироты при живом отце. Но чувствуется в нем сила - сила нового поколения и, верится, он выдюжит.
А потом еще один эпизод: мы увидим его в той самой сцене проводов на вокзале - в сутолоке, песнях, слезах и прощании. И возникнет в нем, в его лице, хотя прошла только ночь с тех пор, как мы его увидели впервые, какая-то отрешенность, словно бы он с нами и уже не с нами. И на отца он будет смотреть уже словно бы сверху вниз: тот, маленький, пьяненький, забубенная головушка, будет таким нестойким рядом с ним, и его унесет куда-то в сторону толпа… А сын, отделившись от нее, станет в строй, - он уже возьмет на себя взрослую ответственность и за отца, и за мать, и за всех тех, что провожают его сегодня, - возьмет, если наступит трудная минута…
Вот такие две сцены - такая короткая, долгая роль, - потому что если роль истинная, - она никогда не бывает короткой, ее можно продлить как угодно, вширь и вдаль, раздвинув рамки экрана. Роль рождает мысль. Именно так можно сказать об этой работе актера Олега Меньшикова.
И можно засомневаться: не слишком ли автор расписался, не преувеличивает ли, как свойственно иногда критикам, то, чего в маленькой роли и в помине нет?
Думается, преувеличения нет. И прежде всего потому, что фильм "Родня" это серьезная картина, серьезное размышление над жизнью, и потому что у молодого актера такие сподвижники, как Н.Михалков, В.Мережко, актеры Н.Мордюкова и И.Бортник. И потому даже небольшое экранное пространство, порученное актеру, - важно, принципиально.
Олег Меньшиков стал полноправным участником группы единомышленников. Потом, в картине "Полеты во сне и наяву", где Никита Михалков мелькает в одной из сцен в роли Никиты Михалкова, снимающего фильм на улицах городка (помните, он грубо и нетерпеливо гонит Сергея Макарова - Олега Янковского, случайно забредшего на съемочную площадку), мы опять видим в двух-трех коротких эпизодах открытого Михалковым актера - Олега Меньшикова.
Это некий плейбой при Алисе, красивой девушке, в которую слегка влюблен Сергей Макаров. Но ему, Сергею, уже сорок, а Алисе - двадцать или даже меньше. И вот однажды, в богемной компании, Сергей видит, как "его" Алиса, приодевши фетровую мужскую шляпу, буквально тает в медленном, скользящем, современном танце (тогда еще не было "брейков", но если бы был - это был бы непременно он). А рядом с ней такой же, под стать ей, изнемогающий в танце "юноша бледный" (это и есть Меньшиков). И именно он, его облик, фигура, взгляд говорят нам совершенно явственно, что здесь не измена и не любовь. А просто танец: перед нами партнеры - удобные, легкие в общении, понимающие друг друга без слов. Они как сошлись, так и разошлись, не обременяя друг друга ни чувством, ни обещанием. И все это перед нами играет именно он - Олег Меньшиков, играет без слов: это вот такое "дерево", мы можем угадать его потом мгновенно, встретивши в толпе, по развинченной походке, по взгляду, обволакивающе-небрежному, по властной манере вести себя…
Нелегко, по правде говоря, писать об актере, который еще только угадывается в своих ролях - экранных во всяком случае. Только отсвет чувствуешь - то, что там, за кадром, куда больше, чем на экране. Но тогда о чем говорить? О том, что в кадре или за кадром? Но ведь это нечто неосязаемое, важное только тебе, сугубо субъективное. И получается так, что немногие главные герои, сыгранные Олегом Меньшиковым, явно ординарнее тех ярких эпизодов, о которых мы здесь упоминали. Именно в его эпизодических появлениях та самая "тайна" айсберга, которая так свойственна дарованию молодого актера.
Биография Олега Меньшикова самая обычная. Он окончил Театральное училище им. Щепкина и был распределен в Малый театр (что само по себе говорит о незаурядности выпускника). Но здесь Олег почти не играл, потому что был призван в армию. В конце концов он оказался на сцене Центрального театра Советской Армии, где играл в нескольких спектаклях и, в частности, Ганю Иволгина в известной постановке "Идиота". Эта роль, всегда считавшаяся одной из самых сложных, трудных в классическом репертуаре, была сыграна молодым актером с той степенью человеческой неоднозначности, которую сразу отметили все. Недавно О.Меньшиков перешел в Театр им. Ермоловой, где сразу сыграл главную роль в "Спортивных сценах 1981 года".
В кино, а вернее, на телевидении, Олег дебютировал в фильме студии им. Довженко "Жду и надеюсь" (дебют, правда, остался незамеченным). Затем последовали "Родня", "Полеты во сне и наяву" и другие работы. Надо заметить, что Меньшиков сразу проявил себя как актер отчетливо современной манеры игры, которая равно проявляется во всем, что бы он ни играл, - будь то роли сегодняшнего или классического репертуара.
"Герой-неврастеник" - этим древним театральным термином критик Инна Вишневская в рецензии на спектакль "Спортивные сцены 1981 года" точно определила его амплуа.
Правда, от тех первых опытов экрана до зрелой работы в спектакле по пьесе Э.Раздинского прошли годы и многие роли: Олег Меньшиков стал весьма популярен - прошел через разные картины и разные работы.
Но вернемся к словам критика, поразительно тонко и прозорливо обозначившей актерское амплуа Меньшикова: именно герой-неврастеник, а это значит, натура неординарная, мятущаяся, рефлексирующая. Но вот много ли у нас в кино таких ролей? Много ли работы для актера такого своеобразного дарования? Таких ролей очень мало, но Меньшикову повезло - по сути, он и его герой вместе родились на экране. Пришло его время. Время человека сложного, неоднозначного, могущего не столько ответить, сколько задать зрителю множество вопросов, а это уже немало.
В чем-то он предвосхитил типичного киногероя и потому со своей нервностью порой не очень вписывается в определенные черно-белые схемы, которые ему предлагает экран.
Вспомним "Полосу препятствий" - фильм, где Олег играет главную роль - художника, который, став солдатом, не смог потом "врасти" в мирную жизнь, споткнулся о невидимую "полосу препятствий": его увлекли на путь легких заработков. Слово "склейка", обозначающее место его работы, несет в себе и некий символический смысл. Собственно говоря, этот беглый пересказ исчерпывает всю суть фильма и обнажает его назидательные цели. Назойливый контрапункт ретроспекций в армейскую жизнь и в нынешнее двойное существование героя не спасает, а усугубляет положение. Обычно в такие фильмы хорошего актера берут в пожарном порядке, - так и случилось с Меньшиковым. Сами посудите - большую роль мы уложили в несколько слов пересказа и этим исчерпали. Там, в "Родне" и в "Полетах" нет, по сути, никакого сюжета, но говорить о ролях Меньшикова можно много - есть подводное течение, есть биография, есть перспектива.
Роль Сережи в "Спортивных сценах" (1981) мне представляется пока вершиной того, что сделано молодым актером в театре, - наверное, все дело опять-таки в хорошем режиссере (на этот раз это Валерий Фокин). Половину спектакля Меньшиков вообще почти ничего а сцене не делает - только присутствует. Но любой актер знает, чего это стоит - только присутствовать! В спектакле всего четыре героя: два - старшее поколении и два - младшее. И инфантильный Сережа - самый ускользающий, самый непримечательный из них. Это поначалу. Особенно рядом со своей суперэнергичной юной супругой (Т.Догилева) и зрелой покровительницей (Т.Доронина). Этакое совершенно бескостное существо, в модно "расхлябанной", хипповой одежде и с хипповой косичкой сзади: кажется, дунет ветер, и это существо сникнет. Дитя высокопоставленных родителей, работающих где-то "за бугром", сменивший несколько институтов и, в конце концов, подобранный некоей энергичной девицей "из народа", которая, в отличие от него, полна сил, энергии и знания о реальной жизни.
Сережа в спектакле, исполненном страстей и действия, борьбы и столкновений полярных сил - самое бездейственное существо, скорее объект, чем субъект: о нем говорят, его опекают, обсуждают, направляют, любят и ненавидят. Но за что же ненавидеть такого хорошего, тихого, воспитанного мальчика? Оказывается, юная супруга считает его не тихим, воспитанным мальчиком, а тряпкой, безвольным, податливым существом, которое не в состоянии принять самостоятельно ни одного решения, - он видится ей послушной игрушкой в руках людей. Но так ли это? И права ли она, это энергичное существо "из низов", в своем всесокрушающем экстремизме?
Этот Сережа, когда у него прорезается голос, оказывается совсем не так прост и не так плох, каким казался своей супруге. Быть может, он даже не игрок, - он не участник этих спортивных игр восемьдесят первого года, и не потому что он не марафонец, но потому что этот бег бесцелен, как бег в мешках. А потому он ему глубоко неинтересен, не волнует, не увлекает. Он, быть может, единственный здесь, кто сохранил хоть какую-то суть человеческую именно потому, что стоит в стороне, на обочине.
Меньшиков не расставляет никаких акцентов, как это было в "Полосе препятствий", не выносит приговора, он показывает типичное дитя эпохи вседозволенности, но и заставляет пристальней вглядеться в человека.
… Есть какая-то легкость, пластичность, стремительность во всем его облике - то, что критики любят именовать "современностью". Никто в общем-то не знает точно, что это такое, - не знает, но ощущает: такой актер должен был появиться именно в наши дни, и никогда больше. В актере кино должна быть узнаваемость "человека из толпы". Сколько бы мы ни спорили о типажности, об амплуа, о всех прочих материях, в самом понятии такого искусства, как кино, заложена сиюминутность: это и добро, и зло кинематографа, его, если хотите, сладкое бремя. Кино нужно именно сегодня, в этот день, в этот час. Другое дело, если сегодняшнее кино будут смотреть завтра: это миг удачи, ряд счастливых совпадений, и прежде всего предвидение таланта. Но все-таки никуда не уйти от того, что прежде всего кино работает на день нынешний.
Именно такая мысль приходит в голову, когда думаешь о первых появлениях Олега в фильмах Михалкова и Балаяна, - это был паренек из нынешней толпы. Даже его несколько фатовские усики тоже были данью ранней акселерации, насколько скороспелого возмужания. Им, этим молодым людям, еще вчерашним школьникам, безумно хотелось стать взрослыми.
Всего лишь деталь, - но без этих усиков лицо актера странно преобразилось: из несколько дешевого фата он стал вполне положительным молодым человеком (хотя в "Полосе препятствий" режиссер как бы играет на несовпадении ясного взгляда и двойного существования героя). И в этом фильме, и в "Моем любимом клоуне", а еще раньше в "Капитане Фракассе" (по Теофилю Готье) отметим еще один дар Меньшикова - редкостную его пластичность (наверняка ему не требуются дублеры). Этот свой дар он в полной мере продемонстрировал в некоторых ролях. Но как мы все-таки нерационально, нерасчетливо, скупо используем свое богатство! Вот перед вами актер, который мог бы играть целую серию своего рода "тюльпанов" - легких, быстрых, подвижных фильмов приключенческого, авантюрного жанра. И совсем не значит, что это непременно должен быть "Фракасс" или новый, русский "Фанфан-Тюльпан", как бы ни любили у нас кальки с популярных зарубежных кинолент.
Придумал же в свое время Леонид Гайдай целую серию о Шурике. Вот вам роль для Олега Меньшикова - могла бы быть… Редкостное соединение интеллигентности и легкой динамики - это дано не всякому. Но такой роли для него нет.
Теперь, когда, наконец, мы признали, что кино наше делает не каждый фильм для всех, но фильмы для разной аудитории, отчетливо видно, что актеров для разножанрового кино у нас нет или почти нет. Долгое догматическое воспитание "похожего героя", среднестатистического, среднетипического, привело к тому, что и актеров расплодилось великое множество без амплуа (давно гонимого), но и без четко очерченной жанровой принадлежности. Некие усредненные психологические драмы - жанр, наиболее распространенный у нас в кино и абсолютно лишенный каких-либо признаков определенности, неизбежно воспитал и себе подобного актера. И сегодня, когда мы все признали, что кино смотрит в первую очередь молодежь, а значит, требуется кино динамичное, яркое, музыкальное, зрелищное, стало очевидно - исполнителей для такого кино нет.
Следы такой борьбы с материалом, который вполне мог бы претендовать на подобного рода кинематограф, но не стал им, мы видим в "Моем любимом клоуне". В нем есть, казалось бы, все - зрелищная, цирковая фактура, явная обращенность к молодежной аудитории, молодые герои и их проблемы… Стоп! Вот здесь как раз мы и и споткнулись - молодые-то герои есть, но проблемы? Такие, что лучше бы их не было. Так и хочется сказать - не "любимый", а "бедный клоун". Как ни стараются авторы фильма убедить нас в том, что и "клоуны чувствовать умеют" и что они самые обыкновенные люди, как все, мы этого в фильме не видим, и не верим в это. А надо было, напротив, показать, что клоуны - совсем другие люди, не такие, как все (иначе бы не стали клоунами), и четко выявить предельно условную драму и не мелодраму с хорошеньким мальчиком из приюта, от которого прямо-таки слезы подступают к глазам. Все это плохо, и все это из другой оперы. И только обаяние Меньшикова, его предельная органичность спасают дело. Как, впрочем, и в "Полосе препятствий": именно сугубая "положительность" всего облика Меньшикова помогла здесь некой тайне образа. Иначе он превратился бы вообще в одноклеточное существо.
Что же касается "Клоуна", то здесь, пожалуй, только самый первый эпизод - аттракцион с тигром в клетке, сначала ложным, а потом настоящим - действительно любопытно придуманный, - этот эпизод абсолютно в природе того фильма, который и должен бы быть, но которого нет. И, повторяем, только актерская личность Меньшикова держит на себе весь тот груз заданного оптимизма, который присутствует в картине. Но долго так продолжаться не может. Безжанровость, безадресность ролей вредит актеру, вредит ему и сама задача спасения образа, опасность стать той самой палочкой-выручалочкой, которая хороша для всех, только не для исполнителя…
Неожиданное впечатление произвела на меня работа Меньшикова в большой, масштабной кратине "Моонзунд", по роману В.Пикуля, воскрешающей один из эпизодов первой мировой войны. Неожиданное, потому что ничего подобного молодому актеру играть еще не приходилось. На этот раз Меньшиков выступает не в привычной ему роли развинченного типа, который мы здесь назвали неврастеником, - его герой - человек со стержнем, целенаправленный, хотя и молодой по возрасту. Это морской офицер, и он воплощает в себе лучшие черты русского воинства - обязательность, честность, совестливость, преданность. Работа над этим образом потребовала от актера отказа от всего наработанного им ранее и открыла как бы новую страницу его творческой биографии. В фильме "Моонзунд" перед нами, по сути, новый Олег Меньшиков.
Но кто придумает роль для актера? Особенно если он доказал, что у него есть сила притяжения - материала, зрителя, режиссерской симпатии (вот он снялся еще и у Тодоровского в ленте "По главной улице с оркестром"). Есть ли, в отличие от многих и многих других, у него свой нерв, своя манера, свой вполне определенный круг пристрастий? Да, и, если хотите, свое амплуа. Когда-то нас это пугало, сдерживало, служило своего рода отметой. Сегодня мы должны бы радоваться, что есть вот такой актер - далеко не на всякую роль. Роль, которую предстоит придумать.
А пока…
А пока мы можем предложить ему роль любую. В любом фильме и про любого человека. И любое содержание. И любую проблему. Хорошо ли это?
|
