-Говорят, в первом классе вы разделили парту чертой на две части, предупредив соседку о том, что у вас теперь есть своя территория. Это правда?

-Я, к сожалению, слишком плохо помню свое детство. Может быть, такое и было. Почему нет? Дети за свои игрушки порой дерутся, а тут - шутка ли, личное пространство. Вот мы вчера были на фигурном катании. Я случайно положил руку на ручку кресла, а какой-то канадец, мой сосед, отодвинул мою руку и сказал: "Не надо локоть сюда класть. Это моя территория!" А он не ребенок, ему как минимум лет сорок. (смеется).

- То есть на самом деле вы не закрытый человек и все это просто басни?

- Знаете, я не понимаю, почему, собственно, человек должен быть открытым? Мне кажется, только полоумные люди могут быть абсолютно прозрачными. Или они врут, что открыты. Человеку надо быть вежливым, учтивым, а быть "душа нараспашку" не обязательно. Знаете, есть такой закон: как только откроешь кому-нибудь душу, так сразу норовят туда плюнуть. Лучше лишний раз не подвергать себя подобным испытаниям.

- Здесь,на Олимпиаде, вас часто можно увидеть в хоккейной форме. Но вы же футбольный фанат?

- Знаете, нет. В футбол очень люблю играть. Я вообще довольно спортивный человек, хотя раньше таким не был. А вот болел я с детства за хоккей, за нашу команду СССР. Мы вместе с отцом составляли турнирные таблицы чемпионатов мира, Олимпиады... Футбол мне раньше был вообще не интересен. В хоккей я не играю, потому что на коньках не умею кататься, - для меня это пытка. Но он все равно остался для меня главным спортом. Спорт - это хоккей.

- После игры со Словенией все говорили: "Овечкин промазал три раза - позор!" Считается, что высококлассный специалист не имеет права на ошибку. Вы, как профессионал высокого класса, наверняка сталкивались с этим.

- Любой человек имеет право на ошибку. Более того, чем талантливее человек - себя я сейчас не имею в виду,- тем большую ошибку он может совершить и тем больше у него права на ошибку. Потому что не совершают ошибки только среднячковые специалисты. У них такой газончик: никаких взлетов и никаких падении, но все очень стабильно. Другое дело, когда у тебя Олимпиада и ты промазываешь. Это как у меня, например, премьера, и я забываю текст. Это позор. Поэтому претензии к нашим ребятам вполне обоснованные, хотя я понимаю, на каком нерве и накале они работают. Тем не менее надо забивать. Я понимаю, что легко давать советы. Вот у нас все знают, как сыграть Чацкого, Бендера. Все знают, только у самих не получается. (смеется). Поэтому мне сейчас тоже легко рассуждать о том, что Овечкину надо было забить. Он великий хоккеист... Просто тогда так получилось. Зато в игре с чехами он показал свой уровень.

- У вас были ситуации, когда вы говорили себе: "Это позор!"?

- Нет, никогда так не говорил. И не потому, что себя очень люблю, а потому, что я себя определяю не артистом роли, а артистом темы. Надеюсь, это понятно. Все мои роли составляют какую-то мозаику, по которой можно прочитать мою жизнь. И поэтому у меня не бывает внутренних провалов. Общественное мнение может считать какие-то мои роли провалами, но не я. Если я выбираю роль, то я это делаю не случайно, а почему-то. А когда я сделал выбор и сыграл, для меня эта роль перестает быть интересной. Спросите Настю, она подтвердит, что я никогда не пересматриваю свои фильмы. Ни по телевизору, ни, не дай бог, кассеты с ними специально не покупаю, чтобы потом сидеть и торчать от себя. Я отдаю роли все и больше о ней не вспоминаю. 

- Стало быть, общественное мнение о вашей работе вас не интересует. Или все-таки любопытно, что думают другие?

- В общем, неинтересно. Могу поговорить с близкими людьми, мнение которых мне важно, а общественное мнение...Нет, им я не дорожу, потому что общества у нас нет. Поэтому и мнения общественного тоже быть не может. (смеется). Конечно, все артисты лукавят, когда говорят, что им прямо совсем все равно. Конечно, не все равно.

- То есть вы сейчас лукавите?

- Нет, я о том, что не может живой человек не интересоваться тем, какое впечатление производит на других его деятельность. Просто я уже давно перестал читать рецензии. Может, дело в людях, которые их пишут. Я не люблю фраз типа"Вот раньше было другое дело...". Помню, как-то сидел на съемках и случайно нашел газету за 1910 год. Я специально обратил внимание на рекламу, чтобы понять, что людей тогда беспокоило больше всего. И что? Реклама виагры тех лет, реклама похудения - все проблемы те же, что и сейчас... Я тогда понял, что ничего в истории не меняется, все только приобретает другие формы: взаимоотношения людей, общественная жизнь и так далее. С другой стороны, раз уж мы все движемся к апокалипсису, мы "худшаем" - это мое глубокое убеждение. Нас же за что-то звезданут - как у меня Настя считает - в 2012 году 21 декабря по календарю майя. (смеется).

- Вы приехали на весь срок Олимпиады. Чем здесь занимаетесь? Уже посмотрели Ванкувер?

- Мы в Стэнли-парке по утрам кормим белок и енотов! Как-то заходим в супермаркет, и Настя берет три батона хлеба. Я говорю: "Ты что делаешь?Ты кому это все?" Она отвечает: "Птичкам". Поэтому сначала по программе у нас птички, которых в парке какое-то нереальное количество, потом у нас еноты, которые, как выяснилось, любят яйца, а следующие - белки. Они, понятное дело, ждут от нас орешков. А так я, в отличие от Насти, не люблю экскурсии. Вот была поездка на горнодобывающий завод - команда Bosco постаралась, - мне это по барабану. Что там смотреть? А Настя была в восторге. Да и Ванкувер город такой, что особенно смотреть тут нечего.

- А есть у вас любимый город, в который хочется возвращаться?

- Рим. Когда мы с Настей впервые попали в Рим - причем так, знаете, для галочки: везде был, а там ни разу не был - так вот, до того, как я попал туда, никогда не думал, что смогу совершить настоящий подвиг - гулять по десять часов. Ноги отваливались, но я шел как ненормальный. Мы специально не брали машину, потому что смотреть Рим на машине - преступление. Мы и ели на ходу: пиццу где-то в задрипанных забегаловках за два евро, чтобы хоть что-то в топку забросить и идти дальше. Вечером мы, конечно, расслаблялись: устрицы и все такое... А еще я люблю Лондон. Это моя первая большая заграница, мой первый большой успех. Моя первая премия была получена именно там, а не в родной стране - это нас так принято.

- Вы долго жили в Лондоне, когда играли Есенина в спектакле "Когда она танцевала" и затем в "Игроках". Но после большого успеха вернулись в Москву. Не можете долго жить за границей?

- Могу, но я знаю, что никогда не уеду навсегда.

- А были такие предложения?

- Нет, таких, чтобы прямо собирайся и уезжай, не было. Да и кому мы там нужны? Не по профессии работать я не знаю кем бы смог, а по профессии там своих полно. Был, правда, момент, когда я работал в Лондоне, а в Москве случился путч. И Ванесса Редгрейв предложила мне сделать второй паспорт. Я отказался, потому что был уверен, что вернусь в Россию, чтобы ни случилось. И что вы думаете? Я сейчас жалею. (смеется).

- Почему?

- У меня много претензии к нашей стране. Вот здесь, в Ванкувере, мне нравится ходить по ночам в полной безопасности, а днем  - по чистым улицам. А у нас меня раздражает, что мы боимся гаишников, боимся, что любой козел в погонах может подойти и по-хамски попросить документы. Это безобразие. Здесь выступили антиглоболисты против проведения Олимпийских игр: один из выступающих залез на капот полицейской машины, стал орать, жесты разные показывать, а они даже не вышли. Потому что и полиция, и чиновники здесь существуют для людей. А не наоборот, как у нас. Но мы с вами в какие-то дебри уже углубились...

- И в творческой среде существуют некие установки: что-то не ставить, кому-то премию не давать. Вы не можете не стакиваться с этим...

- Конечно сталкиваюсь. Есть люди, которые ставят мне преграды, я их знаю, но это все есть в любой другой профессии. Я с этим не борюсь. Мне неохота. Вообще я ленивый, скажу вам честно. (смеется). Мне спектакль-то собраться сделать - проблема. Я прихожу играть спектакль, даже самый любимый, и у меня одна мечта - чтобы выключили свет, чтобы он отменился... Мне кажется, что бездельничанье - это самый чудесный образ жизни. Если бы у меня было миллионов 50 долларов, я бы спокойно ушел из профессии. Я вам серьезно говорю. Поехали бы мы с Настькой путешествовать на всю оставшуюся жизнь.

- Неужели смогли бы?

- Конечно смог бы. А что профессия? Кому нужны эти нервы каждый день по два часа?!

- Олег Евгеньевич, все ждут в апреле фильм "Утомленные солнцем - 2". Вы наверняка тоже ждете. С каким чувством?

- Понимаете, Никита Сергеевич Михалков замыслил съемки на пять лет. Как всегда грандиозные. Картина будет выдающаяся - я уверен! Проблема в том, что у меня уже многие сцены стерлись из памяти, так долго она снималась. Так что я очень жду премьеры, чтобы вспомнить, как это было. (смеется). А еще я посмотрю фильм с интересом - у него один из лучших сценариев, которые я читал в своей жизни.

- В последнее время модно снимать продолжения когда-то нашумевшего фильма. Но к сожалению, часто эти эксперименты по объективным причинам публике не нравятся: первая часть все равно оказывается лучше, и становится непонятно, зачем снимали вторую. Так что всем очень любопытно, что получилось на этот раз у Никиты Сергеевича, но вместе с тем и страшно - так же ли хорошо получилось...

- Да,я понимаю: типа в одну реку дважды не входят. Знаете, я только однажды отказался от съемок у Никиты Сергеевича - в фильме "12". Мне не понравился сценарии, я не понял, о чем идет речь. А в "Утомленных солнцем - 2" я даже не обсуждал свое присутствие. Никита Сергеевич - режиссер, на площадке у которого я чувствую себя комфортнее всего. Он действительно выдающийся режиссер. Могут нравиться или не нравиться его человеческие качества или политические позиции...Но я с ним в политику не хожу и не дружу - мы вместе работаем. Поэтому я даже не задавался вопросом, сниматься или нет. Так вот, что касается продолжения...Знаете, уверен, что это будет счастливое исключение из правил. Такой сценарии, помноженный на талант Михалкова, - это не может быть плохо. А не получится, свалим на кого-нибудь. (хохочет).Вот у лыжников снег неправильный, у фигуристов - судьи, а мы все свалим на кинопленку и на кинокритиков.

- Олег Евгеньевич, вам в этом году 50. Не верится...

- И мне не верится. Знаете, мы с ребятами играем в футбол и после идем в баню. Я после бани одеваюсь - кроссовки у меня белые с какими-то серебряными штуками, немыслимые штаны, куртка навороченная, весь в цепях...Ребята смотрят на меня и говорят: "И этому человеку в этом году пятьдесят лет!"(смеется). Без кокетства говорю, я не чувствую себя на пятьдесят.

- А на сколько чувствуете?

- Даже не знаю. Хотя есть такая теория: у человека всегда один возраст, вне зависимости от реального. Мне сказали, что мне 36 лет. Причем 36 мне было и в 23, и в 27, и сейчас. Недавно был такой случай. Мы возили в Таллин "Игроков". А наш актер Саша Сирин родом из Таллина - мама у него там известная актриса. Она посмотрела наш спектакль и сказала Саше: "Да, Олег неплохо выглядит, молодец. Ну ему же за тридцать". (смеется). Так что пока у меня с возрастом вольные отношения, а когда накроет, тогда накроет. Слушайте, накрыть может и в тридцать. Я имею в виду: когда мозгами стареешь, начинаешь зудеть. Вот это страшно, вот этого я бы не хотел.